Вот очередной раз собрались в лыжный поход в наш любимый новогодний район, на этот раз собралась группа полностью из Павлодара в составе 10 человек, что довольно таки выглядит позитивно для развития лыжного туризма для нашего небольшого городка. Описание всех наших похождений изложено в дневнике Наташи Берсеневой, которая на мой взгляд в очень интересной форме все это изложила. В дневнике я в скобках буду делать кое-какие добавления, кто то же должен подредактировать. Также выложены фотографии, которые предоставлены нашими туристами ходившими в этот поход; Толиком Ивановым, Наташей Берсеневой и мною.

Автор: Берсенева Наталья

НА ЛЫЖАХ ПО СНЕГАМ КУЗНЕЦОГО АЛАТАУ
НОВОГОДНИЙ ПОДАРОК СКУЧАЮЩИМ В ГОРОДЕ
02 января – 13 января 2007

  Нитка маршрута: г. Павлодар - г. Новокузнецк - г. Междуреченск - ст. Казыр – р.Большой Казыр – р. Малый Казыр – приют «Высокорогоный» - пер. Озерный – приют «Высокорогный» - пер. Шорский – приют «Рубановский» - р. Алгуй – р. Амзас – приют «Кузбасский» - ст. Лужба – г. Междуреченск – г. Новокузнецк – г. Павлодар.

Общая пешеходная часть пройденного маршрута около 100 км.

ВСТУПЛЕНИЕ: Я решила изменить Воде. В снегу, с лыжами. Причин много – долгое ожидание начала нового водного сезона, в городе скучно, невнятная казахстанская зима без снега, одного бассейна для поддержания тонуса маловато. Ну и хочется всегда чего-нибудь новенького, этакого. В Павлодаре через Интернет мной обнаружены были в прошлом году туристы. Не водники, увы, но люди увлеченные, лыжники, рыбаки и пешечники. Ареол их обитания – Восточная Сибирь, Алтай, Забайкалье. Оказывается, в добрые стародавние времена в Павлодаре жили и процветали два альпклуба – «Траверс» и «Весна». Воды с тех пор много утекло, кто-то уехал, кто-то спился, кто-то отошел от дел, но костяк клубов жив и дружен до сих пор. А у костра можно слушать - не переслушать всяких интересных историй о людях, сборах, походах, покорениях вершин и пр. И это я только вскользь коснулась, а хотелось бы больше знать и подробно. Летом состоялось моё знакомство с душой этого сообщества – Крашкевичем Сергеем. Накануне сорвался мой водный тур Алтайский (они этим летом только и делали, что срывались и переносились, видно весь отмеренный мне водный экстрим этого сезона пришелся на 4 дня апрельской Песчаной), на улице июль, жара, лето и жизнь проходят впустую, хоть вой в этом городе, да еще навалилась жестокая ангина. Звоню Крашкевичу – спасите! Заберите меня куда-нибудь с собой. Тут как раз в Баянауле соревнования детские по скалолазанью, Крашкевич и Ко – почетные гости, судьи – их друзья. Я оформила больничный, раздобыла у знакомых брезентовую палатку, взяла с собой племяшей и маму, запаслась антиангинными леденцами и вцепилась на ближайшие три часа в руль своей Тойоты. Первый дальний автовыезд. Выходные были спасены, горы облазаны, озеро Джасыбай обплавано, племянники выгуляны и счастливы, и даже голос к понедельнику вернулся. Тогда же в Баянауле мне рассказали о планах на зиму, в том числе про приятный и накатанный лыжный маршрут в Кузнецкий Алатау, Хакассию.

СПРАВКА

«Кузнецкий Алатау, горный хребет на Ю. Сибири, в Кемеровской области и Красноярском крае. Расположен между Кузнецкой и Минусинской котловинами. Простирается от Абаканского хребта на Ю. до линии Сибирской ж. д. на С. и образует водораздел притоков Оби - рр. Томь и Чулым. Длина около 300 км, ширина 150 км. К. А. состоит из системы расчленённых реками массивов низких и средневысотных гор. Средняя высота 1000-1200 м, наибольшая 2178 м (г. Верхний Зуб на Ю.). Горы сложены известняками, кварцитами, кремнистыми и глинистыми сланцами протерозоя и нижнего палеозоя, прорванными многочисленными интрузиями габбро, диоритов, гранитов, сиенитов и др. Современный рельеф создан в неоген-антропогеновое время в результате поднятия и расчленения разновозрастных поверхностей выравнивания. Склоны хребта асимметричны: на восточном пологом склоне долины рек хорошо разработаны, на западном крутом склоне реки текут в узких долинах с большими уклонами; на них много порогов и шивер. Климат холодный и влажный. На западных склонах выпадает 600-800 мм осадков в год (максимально до 1500 мм), на восточных - 400- 500 мм. Повсеместно преобладает горная тайга. На западном склоне до высот 700-750 м на тёмно-серых оподзоленных почвах доминирует черневая тайга и вторичное - осиново-берёзовые леса, выше - темнохвойные леса из пихты, ели и кедра. Нижний пояс восточного склона занят горными луговыми степями на чернозёмных почвах, а выше 700-800 м на подзолистых и дерново-подзолистых почвах господствуют сосновые и лиственничные леса. С высоты 1300-1500 м - мохово-лишайниковые, кустарниковые и каменистые тундры. В недрах К. А. - железные и марганцевые руды, золото, хромиты, бокситы, минер, стройматериалы.»
В общем, район не людный, местное население и автодороги отсутствуют, летом море ягод, по весне по Казыру сплавляются.

Я задумалась, хотя ночевки в зимнем лесу в палатке поначалу не показались. Но время шло, осенью отцы-командиры меня понемногу и не торопясь экипировывали рюкзаком (100л + карманы. Я, увидев этого монстра, робко заикнулась – А может 80-литровый? он поизящнее… - Ты, что! бери 100-литровый, и то не хватит!), ковриком-карематом, зимним спальником…  До сих пор своей снаряги я не имела, так как мои бийские водники Соколовы обеспечивали полный пансион на сплавах. Но пора становиться на ноги, обзаводиться «приданым». Еще мне подогнали широкие лесные лыжи, 2 метра длиной, с креплением-пружиной, охватывающей вкруговую всю подошву ботинка. На ботинки 39-ого размера (при моём 37-ом) мне пристрочили в мастерской вдоль самой подошвы плотную ленту, а к ней я уже сама пришила чулки-бахилы из того же технического капрона, что и мой самошитый и самокрашеный лыжный костюмчик. Теперь в глубоких сугробах я не наберу снега и сохраню сухой обувь. Короче, лыжное путешествие становилось все реальнее. Были еще две пробных ночевки в пригородном лесу на берегу Иртыша. В первую я с перепуга так подкидывала дрова в печку всю ночь, что народ в своих спальниках поджаривался. Но вот Новый Год, отпуск подписан, билеты на поезд закуплены, нормальные люди готовятся к праздникам, а ненормальные – к лыжному походу. 1-ого января я безуспешно пыталась в магазинах и супермаркетах купить простых сухарей для поездки, шокируя своим желанием продавцов и нетверёзых покупателей. Но удалось приобрести только слайсы.  А еще у меня всю неделю кухня была в нашинкованных капусте, свекле и морковке, – сушила их для походных борщей.

2 ЯНВАРЯ

Собрались в 11.00 на вокзале, нас десять человек. Рюкзак просто нереально тяжелый, килограмм под тридцать (ну уж прям 30, примечание редактора). Из них 6 кг раскладочных продуктов, и еще столько же по весу неучтенки. Выехали поездом Караганда-Новокузнецк (ходит каждые 4 дня), отправление из Павлодара в 11.55, прибытие в Новокузнецк 3-его января в 7 утра, билет стоит 3560тнг. В поезде днем-вечером-ночью уничтожали остатки новогодней съестной роскоши, я отдала на растерзание 2-литровую бутыль домашнего вина (это же целых 2 кг!!!). Нам достались боковые места, но все равно все скучковались в одном отсеке, не повезло соседям. В вагоне как обычно зимой жара и духота.

 3 ЯНВАРЯ

Рано утром уже сложили рюкзаки и лыжи в зале ожидания Новокузнецкого вокзала, взяли обратные билеты на 12-ое. Я осталась сторожем, а народ побежал в город в шоп-рейд по туристическим магазинам. Дремлю, привалившись к рюкзаку, открываю глаза – передо мной стоит явно «брат по разуму», улыбается: «Павлодар?» «Павлодар. Омск?». Вот и они, наши омичи, мы вместе пойдем наш лыжный маршрут. Кирильчик Сергей, руковод омичей, - хоризматичная личность, последний романтик, легко опознал наш табор по рюкзакам, лыжам и по моему ярко-красному  костюмчику с бахилами. Они поселились на втором этаже вокзала. Электричка до Междуреченска ходит начиная с обеда примерно каждые полтора часа, но мы уехали в районе 16 часов. В 18.00 были на вокзале Междуреченска, где предстояло заночевать. Городок кстати очень милый, молодой и аккуратненький. Население – шахтеры и их семьи. На привокзальной площади на постаменте стоит паровоз начала прошлого века (на обратном пути мне удалось его облазить и снаружи и внутри). Вначале на вокзале тусовался местный народ и мы вели себя пристойно, но ближе к ночи распоясались, стали всяко двигать ряды кресел, пить пиво и пр., петь песни под гитару омичей. Туалет очень цивильный, на улице, но с 7.00 до 20.30., на ночное время как запасной вариант был ключ дежурной по вокзалу от служебного помещения. Угомонились после полуночи, застелив пол карематами и залезши в спальники. Впервые сплю на вокзале, практически бомжуем, докатилась, забавно. Но это еще был не конец вечера. Во втором часу ночи, когда почти все благополучно уснули, раздался по громкой связи голос дежурной по вокзалу «Граждане туристы, приготовьте ваши документы». Действо длилось больше часа – собирали паспорта, потом возвращали паспорта, спрашивали и записывали наши домашние адреса. Сурово.

  4 ЯНВАРЯ

Морозное утро настало в положенное время, ему без разницы, что люди не спали. Подорвались почему-то аж в 5.30, стали паковаться, собираться, в седьмом часу на вокзале уже стало людно, мы вернули все скамеечки на свои места и опять превратились в приличных граждан. В 7.15 утра оперативно загрузились со всем барахлом в холодную электричку, публика соответствующая – лыжники, дети, молодежь, шум и гам. Потом по случаю раннего утра все придремались и притихли. Начало светать за окном – оказывается, едем мы вдоль крутых заснеженных склонов, они то отходят, то прижимаются к самым рельсам. Железная дорога идет вверх по течению речки Томь. Объявляют очередную станцию - «Бельсу». О! да я ж читала про эти места! Одна из первых прочитанных страшных водных историй, запавших в память – «Трагедия на Бельсу». Надо же. Народ сошел на станции Лужба, мы едем дальше – станция «Казыр», какой-то там километр… резко просыпаемся, одеваемся, впрягаемся в рюкзаки и гурьбой к выходу. Двери открываются – где-то далеко внизу под подножкой белый снег… - А где платформа? - Прыгай! - А почему так высоко, как тут слазить?... - «Осторожно, двери закрываются!»    - Кидай лыжи сюда! Прыгай!!!...... Отползай! Не успела оглядеться, приземлившись в снег, а над головой уже понеслись, застучали вагоны электрички. Однако ж. Народ копошится на опустевших шпалах, пристраивает рюкзаки на спины, начинает пока хаотично, но уже в одном направлении двигаться. Десантировались наши десять павлодарцев и омичи, их человек тринадцать. Рюкзак тяжелый, внезапно почувствовалось, что на улице лютый мороз, а солнце еще где-то за хребтами. Прошли немного еще вперед, сворачиваем с рельсов влево, спускаемся с крутого бережка к руслу Томи, переходим речку по доскам-бревнышкам. Обмораживается лицо, стынет спина и руки, надо поскорее одеть еще один свитер. Футболки, шерстяной водолазки, колготок и тонкого капронового лыжного костюма явно маловато. Но пока раздеваюсь-одеваюсь, околеваю окончательно, мимо нас вверх проходит народ по накатанной снегоходами тропе, все уже на лыжах. Со мной остается Лариса, торопит, теребит, помогает навьючить рюкзак. Бутылка-полторашка с минералкой полетела в снег, ну ее нафиг – полтора килограмма. Мне стыдно, но урн тут нет, тут ничего нет, только мороз и снег, и лес где-то выше, и хребты в снегу совсем уже над головами. Лыжи в руки и быстро вверх, надо срочно двигаться, согреваться. Какого черта вообще!... И это отдых?!... Да тут нос отмерзнет и отвалится! Прем вверх, задыхаясь и покрываясь инеем. Вскоре, согревшиеся от крутого подъема, воссоединяемся с нашими – уже спокойнее одеваю лыжи, похоже, кризис акклиматизации миновал. Градусник показывал -36С. Лыжня-колея от снегоходов карабкается вверх вдоль русла Большого Казыра, на северо-восток, то прижимаясь к крутым склонам-откосам, то прыгая по ямкам-овражкам. Лыжи во впадинах угрожающе взвизгивают и поскрипывают на морозе, но у нас есть одна лыжа-запаска – «Алмагулька» (у омичей она же «Машка») и ремнабор. Алмагульку тащил на веревочке весь поход Андрей, поэтому шел последним вместе с женой Ольгой. Идем по 45 минут, 5 минут передых. Я пристроилась за командиром – Крашкевичем.Сергеем, тут же и Коля Андикаев. Так мне спокойнее и комфортнее, всегда можно узнать о приближающемся отдыхе, расспросить об окружающем и даже отдохнуть чуть дольше отставших остальных. На передыхах снимаем рюкзаки, скидывая их в снег лямками вверх (чтоб спинная часть осталась сухой), лыжи не снимаем – без них тут моментом утонешь в глубоком и пушистом снегу. Желающие жуют конфетки, орешки и изюм, фотографируются. Пить пока почему-то не хочется совершенно. Вокруг глубокая морозная синева, солнце только-только добралось до верхушек тянущегося слева от нас хребта, но когда белоснежные склоны, заросшие  пихтами, осветились, я ахнула – такая красота! То и дело снимаю с ресниц комки смерзшегося в лед инея, а то глаза не открываются. Итак, первая ходка в 45 минут, потом вторая, третья… Резвость снижается. В голове зреет вопрос – А сколько нам сегодня еще идти? – Немного, еще ходок 5-6, ну может 8 максимум. Знаю, что шутят, но все равно не по себе. Фраза дня: Лариса «присмотрела» себе крутой косой спуск и совершила аварийное падение с «контрольным» впечатыванием в снег рюкзаком. Подоспевшему позже мужу, Гене, она возмущенно заявила «Ты где был, когда я упала?!!!» На пятой или шестой ходке настало притупление сознания – идешь и тупо смотришь в колею лыжного следа перед собой, или на  бахилы впереди идущего, думаешь о чем-то отвлеченном, в одеревеневших щиколотках тяжесть. В голове крутится песня Высоцкого, где «Мне нельзя на волю, Не имею права, Можно лишь от двери до стены, Мне нельзя налево, Мне нельзя направо, Можно только неба кусок, Можно только сны…» Далее же в моем варианте шло: «Сны про то, как выйдем, как рюкзак мне снимут, как горячий чай мне нальют». Немного потеплело, уже всего -32С. Впереди идущий Крашкевич начинает рыскать, высматривать лыжню и всячески сомневаться в выборе направления. Твердит что-то про Казыры, Большой и Малый, мне все равно, хоть Средний, – плетусь следом. Не туда так не туда, лишь бы не стоять на морозе. Свернули немного вправо, и показался домик, обитаемый, из трубы дымок, торчит спутниковая антенна. Приют «Чибылпут» на одноименном ручье, притоке Большого Казыра. Навстречу вышел приютчик, внимательно осмотрел меня… «О-оооо….пошли в дом, чаю горячего дам…» «Да мы вообще-то дальше пойдем, немного сбились» «Ну хоть женщин заведите – пусть чаем отогреются… Снимай рюкзак свой… вот… снимай лыжи… да бросай всё тут, пошли… Есть женщины еще у вас?» «Есть, сейчас подойдут» «Во, давайте их сюда, в дом…» Тем временем в руки мне уже сунули кружку с животворным кипятком и пакетиком «Липтона» и я оказалась внутри теплого домика, за столом. Внутри красиво – резное дерево, лестница наверх, в жилой второй этаж. Цена ночевки тут кусается – 300руб с носа. Обычно запрашивают 150 руб + 50руб баня. На столе очутились конфеты, хлеб, зашумел чайник на печке… вскоре внутри собрались не только четверо дам, но и все наши 10 человек. Подтягивались постепенно, по одному, по два. Напоминало наше пришествие явление гномов с Гэндальфом в гости к суровому Беорну-повелителю медведей из «Хоббит, или Туда и Обратно». Вытащили и мы свои вкусности и приговорили пару чайников кипятка, отогрелись, ожили. И оставшаяся ходка, еще километра два, до слияния Большого и Малого Казыра (правый приток Большого Казыра) пролетела легко. Прошли в этот день километров 18. Присмотрели место поровнее, чтоб сушинка поблизости была, решили вставать тут. Рюкзаки в кучку, в снег, пуховики – на себя, остывать теперь нельзя, иначе простынешь. Теперь немного бытовых моментов зимне-палаточной жизни. Поскольку для меня все в диковинку буду достаточно подробна в описании. Первым делом надо утоптать площадку под шатер – вся группа на лыжах топчет пушистый снег, потом надо дать ему схватиться коркой и тогда уже стелить полиэтилен, ставить шатер с центральным шестом внутри и палочками-растяжками снаружи. Снаружи поверх шатра тоже укладывают полиэтилен – от снега, но стенки остаются свободными, иначе всё отпотеет. Тем временем валится сушина, распиливается на чурки, те рубятся на дрова. Меж двух подходящих  деревьев растягивается плотная металлическая сетка-гамак для костра – на ней будут лежать-гореть дрова, пепел сквозь ячейки просыпает вниз, на снег в оплавленную от жара костра яму. А над сеткой натягивают тросик с крючками для подвешивания котлов. Из котлов у нас один круглый большой и два узких кана, под чай. Костер разжигается из пары кусочков березовой бересты, горстки щепок, сложенных шалашиком и потом уже подкладываются сухие нетолстые дрова. Всё это надо сделать до наступления темноты. Передвигаться по округе возможно только на лыжах, иначе утонешь и забуксуешь в снегу. К распилке сушины традиционно привлекают дам. Мы, сменяя друг друга, греемся с пилой в руках. «Олигарх» Толя «согревает» одну даму за другой. Дамы, обессилев, со стонами отваливаются от пилы, уступая место заждавшейся товарке. Просто конвейер! (Как в "Яме" у Куприна). Коля Гусев, наш главный печник-истопник, устанавливает и собирает внутри шатра справа от входа разборную печку, труба через отверстие высовывается наружу, на трубе экономайзер – удерживает тепло внутри и спасает тент от искр, вылетающих вместе с дымом. Печка очень грамотная, экономичная и теплая, в разобранном виде прекрасно умещается в Колин рюкзак, причем диаметр трубы точно рассчитан под размер банок сгущенки-тушенки. По одной-две дровины каждые 20 минут подкладывать и никакой мороз не страшен. А если полный бункер дров наложить, то вообще жара в шатре, как дома. Наколотые дровишки аккуратной поленницей укладываются внутри, в районе печки вдоль стенки шатра. На ночь распределяем дежурство по печке по часу, с 11 вечера до 9 утра. На центральный шест под купол шатра на ночь навешиваем ботинки, получается весьма живописная гроздь – там тепло и все отлично просушивается. А для дежурных и «на случай чего» у входа стоят наготове «дежурные» рыбацкие сапоги с бахилами. Карематы укладываем веером, спим так же, ногами в центр. Рюкзаки оставляем снаружи – 10 человек наверно предел для комфортной ночевки. Отдельно хочу поведать технологию одной важной и неизбежной процедуры. У нас это называлось «пойти на Шхельду». Обычно к моменту возникновения этой потребности вокруг лагеря уже имеется две-три лыжни в лес (дрова привозили или еще чего по хозяйству). Пешком можно пройти только по этой лыжне, и то проваливаясь по колено. Отдалившись по лыжне на определенное расстояние от шатра (смотря по стыдливости индивидуума), надо присмотреть подходящее местечко. Не низину, не бугор и не под деревом – во всех этих случаях неизбежно глубокое проваливание в снег. Я ушла как-то по грудь моментом, но успела схватиться за ветки и выбраться обратно. Присмотрев место и, не сходя с лыжни, руками раскапываешь в пушистом снегу просторную  ямку, затем ногой аккуратно притаптываешь ее дно, осторожно переносишь вес тела на эту ногу, и в случае непроваливания вторая нога тоже устанавливается в яме, помогая первой утаптывать дно. Далее остался лишь «косметический» ремонт – доводка снежных стен ямы под габариты индивидуума (очень неприятно в процессе касаться оголенными частями тела хоть и пушистого и расчудесно белого, но все же холодного и мокрого снега). Обычно яма получается достаточно глубокая и надежно скрывает «отправившегося на Шхельду» от нескромных глаз. Ну и по завершению процесса желательно присыпать снегом воронку, из эстетических соображений. Ведь не исключено, что завтра по этой лыжне группа отправится дальше в путь. Про умывание и прочие дамские излишества в отсутствии бани, душа, ванны,  джакузи… Влажные косметические салфетки – и берите их побольше! Они потом отлично сгорают в печке. Только не забудьте на ночь положить пачку салфеток к себе в спальник – а то потом придется их оттаивать у печки. Вообще к себе в спальник лучше взять на ночь фотоаппарат, фонарик налобный, салфетки влажные, глазные капли, крема и пр. Ну чем не дамский будуар? А еще спальник – это неплохая ширма для совершения переодеваний из дневной, мокрой и потной одежды в ночную – свежую и сухую, а также для совершения под его кровом гигиенических процедур. Потому что шатер однокомнатный, условия проживания близкие к коммуналке. А снаружи не лето, не оголишься в облюбованном укромном местечке. Ну вот, бытовая часть освещена более-менее. Заварганили мы ужин, покушали в шатре при свечке и налобных фонариках. Тем временем уже в сумерках к нам дошли омичи и тоже стали строиться поблизости. Вечером пришли к нам в гости с гитарой и гостинцами, пели песни, ели сало, пили… ну все что было, то и пили. Вспомнили, что сегодня у нас праздник – день рождения Коли Гусева, опытнейшего туриста, доброго семьянина, верного и надежного товарища и просто хорошего человека. Надарили подарков, в том числе новогоднюю хлопушку. Вечером хлопать ее в шатре не стали – не понятно где верх, где низ, оставили на утро.

5 ЯНВАРЯ

Утром градусник сказал, что потеплело. Всего -24С. Мороз тут абсолютно не ощущается, очень мягкий климат, ветра нет. Сварили кашку, съели ее, напились чаю и стали паковаться. Омичи встали раньше, подорвались быстро и убежали часа на полтора раньше нас, но у приюта Куприяновского мы их нагнали (мы ж лоси в сравнении с изнеженными россиянами). Моя дорожная бутылочка «умерла», расплавившись у печки, и я решила, что обойдусь без пития – вчера жажды не было вообще. Ох, знала бы я… Пошли резво, погода шепчет, валит пушистый шикарный снег, прибавляя и так невиданного нами, степными жителями, снежного великолепия. Тишина и красота вокруг, заснеженный лес, рельеф поспокойнее чем вчера – более плавные подъемы и иногда спуски, по-прежнему идем вверх по Казыру, только теперь по Малому. Большой Казыр остался справа, восточнее нас, за Междуказырским хребтом. Миновали приют «Куприяновская поляна». Там только-только распрягались омичи, наши группы шумно и радостно встретились, смешались, перемешались, но вскоре, повинуясь команде отца-командира  павлодарская диаспора просеялась сквозь частокол омских лыж и их владельцев и бодро двинулась дальше, омичи же остались там обедать. Печальны были глаза Крашкевича, наблюдающего как омские лыжники обнимаются с павлодарскими лыжницами. Лыжи несутся вперед сами собой, я иду вслед за Крашкевичем, чуть не наезжая на металлические пятки его «бескидов», кручу фотоаппаратом во все стороны. Ближе к обеду что-то изменилось, сильно потеплело и резвости убавилось. Я тогда не знала еще, что такое подлип. Просто не понимала – какого черта они (лыжи) даже вниз уже не хотят катиться?! Народ подрастянулся, я выдыхаюсь, но стараюсь не отставать. Все выспрашиваю «когда привал?»
-еще 15 минут, потерпи…
-еще не прошло 15 минут?
- нет, еще 9 минут, надо идти по графику…
- а теперь не пора? - задыхаюсь и изнемогаю.
- еще полторы минуты…
Вот же блин, «еще полторы минуты»!… Тут впереди обозначился крутой спуск, лыжни впереди нас нет, еле угадывается след-колея от «Бурана». Крашкевич постоял на перегибе и как-то быстро исчез из виду, скатившись вниз. Я сделала еще пару шагов и увидела внизу рухнувшего командира, безжалостно вдавленного в снег огромным рюкзаком. Бог меня простит, ибо я не сдержалась и радостно завопила, желая обрадовать доброй вестью сзади бредущих: «Ура! Крашкевич упал! ПРИВАЛ!!!». Аккуратненько спустилась бочком (Крашкевич уже «отстрелился» от рюкзака и вылез из сугроба) и, отстегнув свой «горб» и сбросив его в снег, облегченно плюхнулась на него отдыхать. Народ по мере пребывания радостно оседал на свои рюкзаки на обочину. Отдыха хватило ненадолго. «Добрый» Крашкевич пророчил на сегодня еще всего лишь ходок 5-6. Я старалась ему не верить. Через минут 20 хода я сдохла еще сильнее, потому что лыжи превратились в какие-то совершенно неповоротливые бревна, жутко хотелось пить, лизала снег с ладошки, меня за это ругали. В глазах начали мелькать стеклистые червячки, иногда в них темнело и живо представлялось, как я рухну без сознания на лыжню, а верные сопоходники поволокут мое бесчувственное тело как лыжу-Алмагульку, на веревочке… Вдобавок Крашкевич, шедший первым, оторвался вперед, и даже на далеко просматриваемых участках я не видела его желтой анораки. Это угнетало, не люблю отставать. Коля Андикаев дышал в спину, помогая подниматься после падений, это подбадривало. Остальная группа была где-то позади и тоже не видна. По моим ощущениям давно пора быть привалу, я еле плелась, снег сыпал все сильнее, начинались сумерки. В мозгу плавала навязчивая мысль-желание сугубо криминального характера, ее объектом был умчавшийся вперед командир… Когда не осталось сил даже на муссирование этого желания, передо мной неожиданно возникла в снегу желтая анорака и улыбающийся Крашкевич: «Еще 3-4 ходки и мы на месте. У вас фонарики далеко?», - бодро произнес командир. Вскоре доползли отставшие. Позже выяснилось, что не одна я чуть не крякнула на этом переходе. Сколько не сиди, к цели ближе не станешь, пошли дальше. Лыжня перестала перебегать с одного берега на другой, прятаться за деревьями и вихляться, впереди открылась прямая, как занесенный снегом проспект, долинка Малого Казыра. И нос уловил запах дыма. Почувствовалось приближение жилья. И вот оно, счастье, - в серых сумерках на пригорке домик – приют «Имени Юрия Дьяконова на ручье Высокогорный», в устье ручья Высокогорный. Скинули рюкзаки, лыжи, ввалились в домик. Хозяин приюта – дядя Миша. Где только не побывал за свою жизнь, чего только не видел, много интересных и неспешных историй рассказал – только сиди и слушай. Теперь на пенсии, у него гостит сын Ренат. Рассказал про случай пятилетней давности. Группа сильно растянулась, снегопад, две девушки, 18 и 21 год, отстали и сбились с пути. Ночью жахнул мороз, они забрались под ветки ели. Которой 21 год, умерла на следующий день. Вторая взяла ее теплые вещи и пыталась еще ползти. Их искали 8 суток. 18-летнюю нашли живой, почти без сознания, ампутировали ступни. Вот так бывает. В домике газовая плита, есть рация – связь с соседними приютами, сигнальные шашки. На первом этаже большой стол, в центре железная дровяная печка, труба уходит на второй этаж, спальный. Уже в темноте подошли омичи, сразу стало шумно и тесно. Запрыгали в клубах пара, врывающегося в раскрытые двери, светлячки налобных фонариков. Мы уже сварили кушать, поужинали и освободили им место за столом. Печку натопили так, что на втором этаже дышать нечем, там же развесили на просушку все шмотки, места еле хватило. Промаявшись в духоте, мы втроем – Гена, Лариса и я сбежали с ковриками спальниками спать на первый этаж, под стол, где очень неплохо выспались. У омичей энергичная Татьяна всех охватила массажем. Интересны у них два заводилы – шумный и ураганоподобный Ильин Саня («А где мой топор?! А я ж с топором!»), бывший павлодарец, и его молодой приятель-мажор Паша по фамилии Страшный, философ. Его фамилию мы с Ольгиной легкой подачи переделали на Страстный, а позже на Страстно-Мускулистый. Высокой целью похода этих двух разновозрастных, но одинаково буйных лосей, они же «эгегейцы», они же «кочегары», была Золотая Долина, жемчужина Кузнецкого Алатау, от нас на северо-востоке километрах в 60 по прямой. Но вот путь к ней лежит через серьезный перевал Караташ, высота примерно 2000 м. А сейчас тем более, при такой высокой лавиноопасности, это почти нереально. В Золотой Долине красивые озера, реликтовые сосны, березки и еще множество невесть каких природных чудес. Забегая вперед скажу, что она им так и не покорилась, вернулись бедолаги уже к полуночи в свой лагерь. Удивил меня еще один из омичей – в разгар рождественского застолья на следующий вечер я обнаружила на втором этаже в углу неподвижный свет фонарика – там человек в уединении читал книгу! Я тоже не могу без чтения, но не настолько, чтоб тащить литературу с собой в рюкзаке в поход. Сергей же читал философа Боше! С меня сон слетел, и мы проболтали часа полтора, пока снизу не послышалось пение нового солиста – Сергеева Сергея, спустились послушать его. Тоже личность яркая и обаятельная.

6 ЯНВАРЯ

Утром, позавтракав и собравшись, наша группа убежала вверх по Высокогорному на километра 3. Я перед выходом узнала от Коли Андикаева важный секрет – надо всегда иметь под рукой кусочек свечки. Натрешь лыжи воском, желательно в тепле, и никакой подлип не страшен. Так я и сделала. Поставили шатер, и принялись заготавливать дрова – мужчины рубят и пилят, женщины возят дровишки к шатру. Будем стоять тут 4 дня, отсюда ходить в радиалки налегке. В планах перевал Озерный и вершины Большой Зуб или Малый Зуб, смотря по погоде и времени. В хлопотах и гулянии по лесу прошел день, вечером предстояло празднование Рождества в приюте Высокогорном с омичами. Уже в темноте, с налобными фонариками слетели вниз по лыжне до «Высокогорного». Омичи красиво к вечеру накрыли стол, и праздник начался. Напелись песен – Кирильчик может петь не уставая всю ночь. Но вот на утро планировался штурм перевала Озерный, и я с тоской понимала, что чем дольше мы тут празднуем, тем меньше шансов завтра рано выйти на лыжню. Во втором часу ночи вернулись в шатер, правда не все. Луна высвободилась из облаков, фонарики по дороге отключили – всё и так прекрасно видно. Спать было просторно.

7 ЯНВАРЯ

Утро, как и следовало ожидать, ранним не было. Как обычно, часам к 9 начал вариться завтрак, после 10-ти насытились и стали планировать день. Сегодня у нас опять день рождения – Андикаев Коля именинник. Я вручила свой подарок – надула воздушный шарик (тащила его из самого Павлодара). Определился штурмовой отряд – Крашкевич Сергей, Гусев Коля, Андикаев Коля, и я с ними собралась. Решили дойти до перевала Озерный, а там видно будем – успеем подняться или нет. От лагеря шла вчерашняя лыжня омичей (они не дошли куда хотели), примерно в ту сторону. Пошли по ней, всё вверх, вверх,  да вверх. И все круче и круче. Лыжи явно не разделяли моего стремления к высоте и норовили проскользнуть назад при каждом шаге, я боролась с ними посредством упора палками. Палки тоже не всегда были адекватны – они часто проваливались в рыхлый глубокий снег, не находя под ним опоры и роняя меня. Так я мучилась чем дальше тем сильнее и вскоре представляла собой скрюченную полудохлым раком фигуру, уткнувшуюся носом в снег и кандыляющую на палках как на костылях, с пробуксовкой. В голове назревало нехорошее слово, характеризующее мою ситуацию, и оно грозило вот-вот прозвучать, осквернив окружающую нас благость и великолепие. Смысл этого слова был далек от приятного отдыха и катания на лыжах. И здесь Коля Андикаев, наблюдая мои страдания, поведал мне еще один ценнейший секрет - тайну волшебных веревочек, которые каждый опытный горный лыжник всегда должен иметь при себе. Волшебной веревочкой обматывается лыжа в районе крепления ботинка, что препятствует несанкционированному скольжению на подъемах. И после этого доброго Колиного волшебства я превратилась из скрюченного и бурчащего Нечто в радостную Лыжницу, поднимающуюся с гордо поднятой головой. Тем временем лыжня вела нас правее, нежели нам хотелось, понемногу вползая на склон. И мы решили расстаться с ней, потому что Озерный явно был намного левее, за выступом-поворотом хребта. Повернули влево по склону хребта и началась тропежка, суровая мужская работа. Дамы к ней не допускаются, т.к. КПД при этом у нас крайне низкий, можем быстро выйти из строя. Пару раз отцы-командиры сверяли по GPS наше местонахождение, я впервые наблюдала ориентирование по GPS, хорошая штука. Подъем продолжался, склон становился все круче, стали попадаться скальные выходы, но деревья вокруг пока еще были, и это успокаивало. В результате мы добрались до крайней доступной точки, непосредственно на выступе-повороте хребта, с которой можно было бы завернуть к Озерному, если бы не почти отвесный сброс склона по ту сторону. Увы. Лыжня омичей завела совсем не туда. Но вид открылся эффектный – пихтовый лес в долине, где стоял наш лагерь, сейчас смотрелся с высоты как мелкая серая травка, солнце прорывалось сквозь пласты облачности. Полюбовались и повернули назад. На склоне волшебные веревочки с лыж я отвязала…. И полетела…. И кувырком, и по лыжне, и по целине, и носом в снег…. Встретили на спуске наших – те чинно и мирно раскатывали склон, поснимали наши полеты-падения на видео. В лагерь вернулись неожиданно и обидно быстро. Вечером праздничный ужин, Колино домашнее вино, омичи с гитарой и подарками. И с салом. Это сало многие наши надолго запомнят, а я уж подавно. Поначалу я решила, что просто объелась – нельзя же всё подряд в рот тащить. Но уснуть никак не получалось, мутило, бурлило внутри и всё раздражало. Не выдержала и вылезла из шатра на воздух, по наитию прихватив с собой бутылочку с водой. Была тихая лунная ночь. Удалившись по лыжне по возможности дальше, чтоб не смущать покой спящих товарищей и выбрав место поживописнее я принялась поспешно окапываться… потом еще раз окапываться… вечер переставал быть томным. Организм ожесточенно выбрасывал из себя съеденное всеми возможными способами. Весь ужин «прошел перед глазами», вода в бутылочке попахивала водкой и самочувствие не стабилизировала. Мы с луной молча смотрели друг на друга, но она сало не ела, а я… вновь и вновь тишину леса нарушали мученические звуки. Среди такой лунной красоты, пихт с шапками снега меня никогда еще не выворачивало, романтика, блин! Под утро частота «боевых вылетов» снизилось, пару раз в перерывах даже получилось уснуть ненадолго.(Вот так сало "боком" иногда выходит).

8 ЯНВАРЯ

Оказывается, я была не первой жертвой (и не последней, кстати), Гена так же страдал накануне. Группа веселилась и хохотала, строила разные версии-причины происходящего, мне смеяться было опасно, но не смеяться невозможно. Почему-то именно Ольге приписывали злокозненное колдовство, поразившее часть народа. Гена, например, не только не мог есть второй день, но и пить и курить тоже перестал. О завтраке не могло быть и речи, поела левомецитина, угля, запила крепким чаем. Тем временем зрели планы на день. Штурмовая группа (Крашкевич, Гусев и Андикаев) тропит теперь собственную, правильную лыжню до перевала Озерный, а завтра мы всей группой с раннего утра штурмуем перевал и как минимум Малый Зуб, а может и Большой. Я решила тоже идти, в крайнем случае поплохеет - вернусь в лагерь по лыжне. Если останусь в лагере - расслаблюсь и проболею весь день. Побродив накануне минут десять по лесу, я вообразила, что попробовала тропить. Нет. Оказывается, носок лыжи надо на каждый шаг вытаскивать из снега и ставить потом сверху на снег. Через пять минут такого шага с непривычки ноги трясутся и охота упасть где стоишь, потому что в снег проваливаешься на каждый шаг до середины бедра. А тут что Андикаев, что Крашкевич, а тем более Гусев тропят как лоси и уставать не собираются. Топаю за ними, еле поспеваю. Прошли по долине ручья Высокогорный, набирая высоту понемногу, вышли из зоны леса. Мужчины перекусили, я просто подышала, полюбовались открывшимся перед нами «цирком» из вершин и смыкающихся хребтов. Где-то там исток Высокогорного. Мне Коля Андикаев вновь навязал волшебные веревочки на лыжи, потому что теперь предстоял непосредственно подъем на сам перевал. И пошли мы вверх траверсами по безграничному снежному морю склона. Я наметила наверху, на вершине перевала, как мне думалось, темные пятна одиноких камней и следила за их медленным приближением. Но вот камни рядом, а перевал все так же над нами…Странно. Ну вон те хлипкие кустики уж точно на вершине… Нет, прошли и их, а склон так же уходит вверх. Закладываем зигзаг за зигзагом, а конца пути не видно… Иду уже последней, отстаю, тяжело. Начали мелькать малодушные мыслишки. Мявкнула снизу нашим, мол, подождите меня, давайте постоим, подышим минуту! Вклинилась опять третьей, успокоилась, топаю вверх. Вокруг – белизна. Неясно где кончается гора и где начинается небо. Иногда глаза не различают лыжни – носки лыж будто висят в белом молоке. Поморгаешь, вроде опять видишь…   А перевал никак не кончается, терпение на исходе. Пару раз хотелось по-детски захныкать. Или остановиться тут и пускай они дальше сами лезут. Но понимаю что нельзя – замерзну тут за 10 минут, а слезки застынут льдинками на потянувшем холодном ветру. Так жалко себя, бедную. То-то никто из женщин сюда не пошел… «Вы же меня в любом виде в лагерь доставите?...» «Конечно!» «ну хорошо…» Чувствую, что переживаю сейчас апогей этого похода. В каждой поездке есть такой момент, пик, врезающийся в память как самое-самое… Тем временем в небе стали появляться разрывы, а в них – сочная густая синева. Есть шанс на вершине перевала сделать красивые закатные снимки – солнце осветит окружающие вершины, и, как говориться, «весь мир на ладони, ты счастлив и нем…». Только бы успеть подняться. И оно случилось – слой снега становился все плотнее и тоньше, вот уже не снег, а ледяная короста под лыжами, еще чуть-чуть, осторожненько тут…   Мы стоим на округлой седловине перевала Озерный, 1560м. А наш лагерь примерно на 800м. Вот она, долина на той стороне, там уже легли фиолетовые сумерки, а за спиной солнце клонится к хребту, за Большой Зуб. Междуказырский хребет и его белые округлые вершины ниже нас, как будто шапки столпившегося люда на площади… Снизу из цирка поднимается туман облачками, солнце пронзает его и тянет сквозь него к земле светящийся серебристый столб-луч… А потом все окрашивается в розово-оранжевые цвета, на противоположном Междуказырском хребте то одна белая вершина-шапка загорается розовым,  то другая. А теперь уже их много, выступили из мглы посмотреть вдогонку солнцу. Как это все втиснуть в кадры фотоаппарата? Никак. По кусочкам, по фрагментам только. …Крашкевич прерывает наше созерцание «Надо валить отсюда. Солнце сейчас сядет, надо успеть склон пройти до лыжни до сумерек… Давайте быстрее, всё, вниз! Коля, давай первый!»  Веревочки снимать с лыж мне отсоветовали, а то улечу куда-нибудь и не найдут меня… Честно сказать даже с ними было достаточно весело. Если спускаешься траверсом по свежевспаханному предшественником следу разгоняешься так, что остановиться можно только свернув в нетронутый снег и по инерции пропахав по нему порядочно. Или завалившись в конце зигзага. Один раз завалилась аварийно и не в ту сторону – лежу вниз головой, встать нет возможности. Перекатилась, перекинув через себя ноги с 2-метровыми лыжами, нащупала палкой упор, встала, отряхнулась, оттолкнулась… Когда надоело падать, решила ехать вниз по целине, параллельно лыжне. Получился этакий наркоманский горный слалом, замедленный кайф. Но вот если взять покруче вниз… Во, самое то! Неужели мы поднимались тут три часа? Спустились минут за 15, встали на лыжню. И тут начало смеркаться. Фонарик в этот раз с собой я брать не стала, сказали накануне, что про «фонарик с собой» это была шутка. А теперь вот не шутка. Веревочки в лесу сняла, хоть спусков еще хватает, а по лыжне катиться вниз это вообще улет, но теперь я чаще падаю из-за торможения веревочками, чем они меня выручают. Местами спрямляли дорогу по нетронутому снегу, теряя друг друга из вида и окликая. Фонарик налобный был только у Коли Гусева. Так и добрались. Я пользовалась каждым падением, чтоб полежать, подышать, отдохнуть, не спешила подниматься. Наши в лагере пытались рассказывать, как они красиво и круто катались на ближайшем склоне, вот смешные! Я переоделась, обтершись своими влажными салфеточками, и слегла в спальник часа на полтора. Молча, не в силах говорить, ужинать не рискнула. Вокруг галдит возбужденный и довольный днем народ. Я тоже довольна нашим «подвигом», и увиденной наверху красотой… Но пока сил нет никаких, - отравиться накануне, не спать, не есть, не пить и в таком состоянии влезть на перевал… Это на меня похоже. А Крашкевич потом сказал, что и не думал, что мы сегодня поднимемся на сам Озерный. Что мы – лоси. И что взяли вот и забежали наверх.

  9 ЯНВАРЯ

Ночь прошла почти спокойно. Дежурить я должна была с 11 до 12, но народ шибуршился допоздна по шатру, заодно подкидывая дров в печку, я лежала в спальнике в полудреме. Последнее, что я слышала, засыпая, были слова Крашкевича: «Наташ, я дров подложил, пока лежи, минут через 15 подкинешь…» «Ага…» Открываю глаза – вижу, у печки кто-то сидит, дежурит, глубокая ночь, все спят. Вроде я должна была? Ну ладно, можно дальше спать… Под утро организм взбрыкнул напоследок – вылетела пулей «на Шхельду», возвращаясь заметила, что уже наступает утро, решила заодно подежурить пораньше (мы же сегодня на Малый-Большой Зубья собираемся, надо выйти рано), сварить наконец-то густую настоящую рисовую кашу (минус целых полтора кг из рюкзака!!!). Костер развелся, котелки закипели, народ просыпался. Что-то я не замечаю в товарищах желания штурмовать сегодня Большой или Малый Зуб. Никто никуда не торопится, вдруг появились важные дела – напилить еще дров (можно это и вечером сделать!), поправить печку в шатре (от жара снег под ней просел), и чуть ли не перенести шатер на другое место (внутри яма на яме). Чувствую, подвигов сегодня никто не хочет. На мои воззвания «Мы сегодня пойдем куда-нибудь, где красиво???» Крашкевич неизменно отвечает «Пойдем-пойдем, обязательно». А погода шепчет: «Бери фотоаппарат и вперед». Солнце яркое, небо синющее, лес весь нарядный, тени прорисованные, четкие. Омичи с утра пораньше пошли штурмовой группой по нашей вчерашней лыжне к Озерному, брать Малый Зуб, говорят взяли. К обеду только собрались мы и двинулись, по позавчерашней лыжне, кататься на склоне. Если идти по ней вверх по руслу Малого Казыра, то километров через 10 будет крайний приют «Мазаевский стан» на ручье Рамазин. Но он в этой же долине и вряд ли там особо интересные виды, мы туда не пошли. А вот если б задумали брать Золотую Долину, то «Мазаевский стан» на Рамазине был бы последним оплотом цивилизации на нашем пути. Солнце палит, снег слепит, пригодились темные очки. С утра было морозно, и я одела свитер потеплее. Теперь же жарюсь в нем, хорошо, что взяла с собой тонкий. Тут же на лыжне встали, скинула все до майки – уффф! Неудивительно, что здесь в начале марта катаются по пояс раздетые, загорают. Одела тонкий свитерок и двинулись дальше. На подъеме народ стал отсеиваться, отцы-командиры где-то приотстали и пропали из виду (где они были полдня так и осталось загадкой, говорят в каком-то супер-красивом месте, но, мне кажется, обманывают, – просто катались). Мы же с Толиком-«олигархом» пока бесцельно, но упорно поднимались вверх. Планировали залезть повыше, чтоб потом было веселее скатываться. Благо была проложена лыжня омичей. Но вскоре вверху впереди замаячили красивые скальные выходы. Дошли до первого, оглянулись вниз – лепота, долина вся перед нами. А вверху еще один скальник, еще красивее. Что-то омичи накануне говорили про вершинку Замок с туром. Похоже, это она и есть. Идем к ней? Идем. Странно, после вчерашнего штурма Озерного вверх идется легко и приятно. Беспокоюсь только за глаза олигарха – он пошел без темных очков. Местность изменилась, снега по-прежнему много и он глубокий, но все чаще из него торчат камни – под нами курумник. Возле молодого кедра отстегнули и оставили лыжи, дальше карабкаемся пешком по камням, стараясь не угодить в укрытые снегом расщелины. Тяжеловатый подъем, но вершина все ближе. Солнце, нагревая темные, украшенные зеленоватой чешуей камни, растапливает снег, обнажает красноватый упругий мох. Вокруг кирпично-красного мха прозрачные талые льдинки, тонкая капель и изящные сосульки. Почти весна в миниатюре.  Наверху настолько комфортно и солнечно, что охота просто остаться тут. Но день, увы, конечен. Посидели, полазали, фотографировали. Даже умудрились запечатлеться вдвоем – поставили на режим 10-секундного срабатывания. Солнце стало касаться облаков у горизонта, пока еще легко, но скоро оно ляжет на них, потом будет оранжево щуриться на нас сквозь них, а потом вздохнет и, отворачиваясь на запад, зальет всё красно-розовым, а долина в ответ накроется одеялом густой фиолетовой синевы. И тогда мы, как тот муравьишка в известном мультике, будем сломя голову мчаться сквозь лес к нашему «муравейнику». А до этого, по пока еще голубоватому открытому склону мы бурили снег зигзагами, летели по лыжне вниз, спеша воспользоваться остатками света и найти нашу дорогу в лесу – путь к шатру. Успели в аккурат к ужину. В шатре стоял едкий дым, и в этом дыму слышалось дружное чавканье, и угадывались знакомые силуэты поедателей ужина – под печкой тлели доски, а никто и ухом не вел. Накидали снега пол печку, прокашлялись, проветрили шатер и тоже наполнили наши миски.

  10 ЯНВАРЯ

Сегодня Соня, жена Крашкевича, и его неизменная боевая подруга, а также заводила, всеобщая любимица, неунывающая и смешливая хохотунья, - именинница. Ей – мой оранжевый воздушный шарик, всеобщие поцелуи и объятия, маленькие милые подарки. Но празднование – вечером. А пока мы, позавтракав, собираем шатер, рюкзаки и прощаемся с полюбившейся полянкой. Катимся вниз мимо приюта «Высокогорный», дядя Миша с Ренатом вышли нас проводить. Омичи как обычно собрались и ушли первыми, и как обычно мы их догнали и перегнали по дороге, перед Куприяном. Вслед нам подшучивали «Казахи шумною толпою по Хакассии кочуют…» «Появились в лесу бородатые зайцы, творят что хотят, все звери в страхе. Лев решил разобраться, нашел их, ответа требует. А они ему «Мы – бородатые зайцы! Страх нам неведом. Аллах Акбар!...» Мы – бородатые зайцы! Страх нам неведом, Аллах Акбар! Катимся всё вниз и вниз, опять густо сыпет снег. За день тут как-то выпало сантиметров 30 свежего снега. Снежинки здесь огромные, миллиметров 8 в диаметре, можно взять их варежкой и разглядывать, пока не растают – узоры не повторяются. А если солнце осветит свежевыпавший снег – он даже не искрится, он переливается целыми пластинками и кристаллами. У «Куприяновской поляны» остановились, приютчика нет – он ушел на «Рубановский стан», на Шорский перевал. Там сегодня планируют ночевать омичи. Ну а мы останемся хозяйничать на Куприяне. Уже сумерки, провожаем омичей, завтра у них уже электричка, а мы еще денек покатаемся. Этот вечер, пожалуй, был самым веселым – натопили так как нам нравится, поужинали, поздравляли Соню, долго сидели за столом, рассказывая анекдоты и поджаривая копченую колбаску на пламени свечек – очень вкусно! Ночью в результате «олигарховских» непоняток с дежурством (олигарх наш ночевал в тёплом приюте, отлынивая таким образом от дежурства по печке, поэтому мы его «приговорили» к трудовой повинности - всенощному дежурству), от которого если серьезно и без шуток, еще с вечера все решили отказаться (дом толковый и тепло хорошо держит), топили до двух ночи. Народ маялся и шуршал спальниками, вздыхая и постепенно оголяясь, а олигарх всё топил… Мы пошутили, и он решил пошутить в ответ. Зато, спустившись на первый этаж подкинуть дров, Толян спас нас от пожара – на столе оставили гореть свечку, она расплавила подсвечник, растеклась и подожгла немного стол. Чем бы всё кончилось – не известно.

  11 ЯНВАРЯ

Утром прибрались, помыли посуду, вернули все на места и даже оставили тут часть наших продуктов. И пошли вправо, в сторону Шорского перевала. Перевальчик длинный, но относительно пологий, омичи нам лыжню вчера сделали хорошую. Снег по-прежнему сыпет и сыпет, одела волшебные веревочки на лыжи, шкарябаемся вверх с рюкзаками. Рубановский стан пожалуй самый ухоженный из виденных нами, шестигранный двухэтажный сруб, на первом этаже почти по-женски уютно. Дрова не свалены в сенях или на полу – уложены на специальных жердочках под потолком, сушатся в тепле. Тут даже есть своё электричество – проведен свет в домик, туалет, баню. Хозяин всего этого – Сергей. Говорит, замучился уже бегать по Шорскому перевалу, он еще и за Куприяновским приютом приглядывает. На вечер нам Сергей начал топить баню, а мы, напившись в домике чаю опять нацепили лыжи и отправились кататься по лыжне вниз с Шорского перевала. Это был апогей всех катаний. Скорость – капюшон срывает с головы, снежинки глаза секут, слепят. На трамплинчиках вверх подбрасывает, на поворотах в стороны кидает… Мужчины съезжали вниз до конца, а мы освоили основную верхнюю, более пологую часть спуска. Получается около получаса подъема и 5 минут полета вниз. Накатались до изнеможения, под конец уже не видно ни лыжни, ни колеи в снегу – несешься по знакомым ориентирам – деревьям, лыжи сами по колее скользят. В домике разулась – ноги еле ходят, щиколотки деревянные от напряжения. А вечером была Баня… Дамы пошли первыми, жаль не взяли фотоаппарат. Я впервые ныряла голышом в снег, он такой обжигающе-колючий когда им растираешься, обливались водой из проруби – приятно и мягко, шлепались пихтовыми ветками. Даже само ощущение тепла и чистоты уже было восхитительным.  После в домике нас ждал вкуснейший компот из чая каркаде, чернослива, изюма и кураги.

  12 ЯНВАРЯ

Как ни грустно, но сегодня завершающий наш день на лыжах. Утром заварганили вкуснейшую гречку с огромным количеством мяса – оно нам уже не понадобится. Вскинули полегчавшие заметно рюкзаки и покатились пока неспешно с Шорского на другую сторону хребта Тигиртиш, в долину речка Анзас. Проехали приют Алгуй, почуяв его издалека по запаху дыма. Навстречу пару раз попались невозможно вонючие «Бураны», за одним из них бежала в облаке сизого выхлопного газа лайка-токсикоманка. Понемногу втянулись в каньон речки, справа нависал крутой и высокий склон, со скальными выходами и снежными карнизами. Желтели предупреждающие о лавинах таблички. Начались длиннющие и вертлявые спуски. Скатывались вниз с хорошим интервалом, что не снести друг друга, скольжение у лыж разное, да и свалившись с рюкзаком быстро с лыжни не уберешься. Этот спуск почти до самой железной дороге был как долгая и прекрасная сказка. Только щиколотки опять «кричат» от напряжения - летя вниз, немного переступаешь ногами, чтоб дать им роздых. Тут я оценила задумку маршрута – возвращаться по этому ущелью на станцию Лужба, а не начинать им маршрут. Подъем вверх тут был бы монотонным и изнурительным. Места внизу вполне обжитые – раскатана лыжня под конёк, частенько снегоходы шныряют, прошли еще один приют «Амзасский», направо на станцию сворачивать не стали – время было часа 3 до электрички. Поехали налево, к центральному в этих местах приюту «Кузбасский», он у самой железной дороги. Там домиков 10, не меньше, раскатанная детьми длинная горка до ж/д путей. Хозяйка приюта, Мария Шевалье (сестра Михаила Шевалье, известного и серьезного путешественника, фактически организовавшего тут туризм и построившего все встреченные нами приюты), - добрая знакомая Крашкевичей, приняла нас у себя, накрыла стол с чаем, накормила желающих супом – дай бог ей здоровья!  При нас в приюте жили-отдыхали ребята из интерната, катались на лыжах. Наши остались в домике, а мы с «олигархом» рванули обкатывать местную горку. Я научилась съезжать зигзагами по накатанному снегу, гася скорость. До Лужбы отсюда километра полтора. В 16.15 наша электричка до Междуреченска. Пока стояли в ожидании на птатформе, к нам подошел МЧС-овец, спросил кто мы, откуда, всё ли у нас в порядке. В это время неподалеку долго и отчетливо прогрохотала лавина. До этого мы каждый день их слышали, но где-то вдалеке. МЧС-овец вздохнул и пошел обратно к себе. Загрузились оперативно, доехали тепло – сиденья с подогревом. На вокзале в Междуреченске вновь нарушали общественный порядок посредством распития пива в зале ожидания и поедания красной рыбы. Неожиданно популярен свежий белый хлеб-лепешка – походные сухарики порядком поднадоели. Выехали вечером в Новокузнецк электричкой. В 22.30 поезд Новокузнецк-Караганда понес нас домой. Вагон попался повышенной комфортности, это в который на третьи полки ничего не положишь – ни каяки, ни лыжи. Кое-как всё распихали наискосок. Места опять боковые, опять скучковались в двух отсеках, поедаем остатки походных вкусностей, + то, что успели прикупить в Новокузнецке.

13 ЯНВАРЯ

В 18.35 уже в Павлодаре. Помимо духоты и вечно занятого туалета утомил за день ребенок Женька, ехавший с родителями к бабушке в Караганду. Облегчение настало, когда голосистый живчик уснул после обеда. Перед нашим сходом в Павлодаре он проснулся и всерьез вознамерился завладеть моими лыжами. Как обычно мечты ребенка были разрушены трезвомыслящими взрослыми. Поход кончается и всегда это грустно. Потому что привыкаешь к людям, привыкаешь видеть вокруг красоту, дышать полной грудью, двигаться и наслаждаться этим. Очень потом скучаешь и тяготишься городом, где нет снега, нет пихт, нет вершин, перевалов и красивенных закатов, где не надо варить на костре, заготавливать дрова. И даже не надо нести весь свой скарб на себе. Народ поедет еще в марте в Забайкалье, на Тунки, Хабар-Дабан. Там довольно сурово и по рельефу и по погоде, не женский поход говорят. Но я и не рискну, наверно, – надо пожалеть нервы начальства и доработать спокойно до майских праздников, а там начнется сплавной сезон – ура!